О.В. Соколов
Президент Общероссийского военно-исторического общественного движения Часть II-я. Смерть генерала деморализовала солдат его дивизии; их ряды смешались, и русские батальоны вновь ворвались в город, сбросив французов в долину реки Лужа. Было около 10 часов утра.
Командование над французской пехотой принял генерал Гийемино – начальник штаба 4-го корпуса. По его указанию несколько гренадерских рот укрепились в Черноостровском монастыре, а также в двух прилегающих к нему каменных домах. В стенах монастыря и домов были пробиты бойницы, ворота и двери были забаррикадированы. В результате, несмотря на то, что солдаты Дохтурова полностью вытеснили французов из города, их опять остановил отчаянный огонь из монастыря, укрепленных домов и «городища». Обратный путь в город продолжал, таким образом, оставаться за французами.
В этот момент к французам подходили новые и новые подкрепления. На поле боя прибыла 14-я дивизия Брусье, а за ней по дороге спешила 15-я дивизия Пино, составленная из итальянцев, которые еще не участвовали ни в одном крупном сражении 1812 г. Офицер итальянских войск вспоминал, что на марше к ним прискакал адъютант Евгения Богарне Шарль де Лабедуайер и воскликнул: « Спешите, храбрые итальянцы! Вице-король ждет вас с нетерпением. Ваши товарищи окажутся в опасности, если вы не подоспеете вовремя, а вы потеряете возможность доказать вашу отвагу!». И дальше очевидец рассказывает: «На эти слова, которые передавались из уст в уста, все батальоны ответили радостными возгласами – предвестниками победы. Колонны ужу не шли – они летели вперед, но нам все равно казалось, что мы идем недостаточно быстро. Отовсюду раздавались воинственные песни, радость заставляла нас забыть об усталости».
Однако пока итальянцы шли по дороге, в новую атаку была брошена 1-я бригада дивизии Брусье (18-й легкий и 53-й линейный полки). В этот момент, около 11 часов утра, император, прискакавший из Боровска, поднялся на Бунину гору и в подзорную трубу мог рассмотреть атаку своих войск. Под грохот орудийной канонады и треск ружейной пальбы французские колонны двинулись в бой. Генерал Ермолов вспоминал: «Неприятель терял ужасно, но ни на что невзирая ввел в город силы, и в одиннадцатом часу город был в руках его, и едва успели мы вывести батареи».
Пылающий город был снова в руках солдат Великой Армии. Но к русским также подошли подкрепления. В пекло боя была тотчас же брошена бригада генерала Талызина (Либавский и Софийский пехотные полки). Генерал Ермолов, командовавший атакой, приказал идти в бой не заряжая ружей и действовать только штыками. В грозном молчании под надрывный треск барабанов русские пехотинцы вломились в объятый пламенем Малоярославец, и вновь французы откатились к переправе и в долину реки.
Тотчас же в дело вступила 2-я бригада дивизии Брусье. В городе опять закипела кровопролитная рукопашная схватка. Несмотря на тяжелые потери, французы прорвались к соборной площади и в четвертый раз выбили из Малоярославца русские войска. Генерал Ермолов вспоминал: «…Рассеянные по городу полки наши, батареи, атакованные неприятелем, не могли противостоять его стремлению. Ни личный пример генерал-майора Дорохова, бросившегося вперед, где он и получил сильную рану, ни усилия полковников Вуича и Никитина не могли остановить преодоленных…»
В ответ в дело были введены новые русские пехотные части, которые прибыли к месту сражения. Генерал Ермолов бросил в атаку на французов Томский и Полоцкий пехотные полки. Софийцы, которые были во второй линии, теперь шли впереди. Около полудня в отчаянной драке русские снова овладели городом, но через короткое время опять его потеряли.
Тогда Ермолов уже в шестой раз бросил в атаку русские полки. На этот раз французы были выбиты из всего города. Русские войска овладели также и Спасской слободой.
Здесь необходимо дать важное пояснение по поводу географии поля сражения. Город Малоярославец стоит на плато, которое спускается крутыми берегами к реке Лужа, обрамляющей город с северной стороны. Далее за рекой начинается плоская долина, и только примерно через 1.5 – 2 км местность опять повышается, и образует так называемую Бунину гору, с которой французский полководец и следил за ходом сражения. Таким образом, для простоты можно сказать, что река течет по долине, которая в районе города с «русской» стороны узкая, а с «французской» широкая. Высота склонов с «русской » стороны – с хороший пятиэтажный дом, а крутизна такая, что даже налегке в некоторых местах невозможно подняться вверх по склону.
Во многом ход боя был предопределен этим рельефом местности. Если бы местность была относительно ровной, русские войска, взявшие город в очередной раз, очевидно, перебили бы или взяли в плен всех французов, так как две отброшенные дивизии никак не могли бы отступить по одному мосту, или даже по двум (в ходе сражения французские инженеры навели еще одну переправу в 500 м выше по течению реки). Хотя нигде в источниках нет точного указания, куда девались отброшенные французские батальоны, нет никакого сомнения, что они оказались у подножья круч того южного берега, в узкой долине реки. Русские же не преследовали, или почти не преследовали французов, так как при спуске с крутых склонов они, во-первых, неминуемо потеряли бы всякий строй, а во-вторых, тотчас бы оказались под огнем французской артиллерии, которая била с противоположного берега.
Единственный же удобный спуск к реке контролировался французскими войсками, засевшими в Черноостровском монастыре, двух домах и «городище», то есть простреливался с трех сторон, поэтому русским полкам было невозможно выйти к мосту, не взяв эти позиции – а они, несмотря на все старания, так и не были взяты.
Таким образом, после каждого штурма города русскими, французы оказывались сброшенными в долину. Здесь они собирались, строились, несмотря на сильный огонь русской пехоты и артиллерии и снова карабкались вверх по крутым склонам, навстречу свинцовому ливню. Свежие же французские части подходили сначала по одному, потом – по двум мостам. Те, кто шел по основному мосту, двигались вверх по дороге под прикрытием монастыря и укрепленных домов а другие, приняв левее, поднимались верх по большому оврагу, отделявшему центр города от Спасской слободы. Те же, кто переходил реку по вновь наведенному мосту, частично шли в лоб на крутые склоны, частично поднимались по дороге, которая ведет к церкви Рождества Иоанна Предтечи на западной стороне города. В любом случае ясно, что французской пехоте требовались невероятные усилия, чтобы войти в город и снова отбить его.
Но вернемся к ходу сражения. Было, вероятно, около часа дня, когда русские войска в очередной раз овладели городом, а французы в беспорядке отступили в долину реки. В этот момент место сражения уже прибыла Итальянская дивизия Пино (в общей армейской нумерации она была 15-й). Как уже говорилось, итальянские войска еще ни разу не сражавшиеся в ходе этой кампании, стремились отличиться в присутствии своего непосредственного командира и на глазах у императора.
Сегюр вспоминает: «Оставалась еще 15-я дивизия. Вице-король двинул ее в бой. Она перешла в наступление, причем одна ее бригада стала продвигаться влево с целью взять штурмом предместье, а другая – пошла на город. Это были итальянцы, рекруты, и они сражались в первый раз. Они устремились вверх по склонам, испуская радостные крики, не зная об опасности, или презирая ее. Наверное, из-за того странного свойства человеческой натуры, которая делает жизнь менее дорогой в ее расцвете…»
Свидетель атаки дивизии Пино офицер Итальянской гвардии рассказывает: «Противник, захваченный врасплох, изумленный, пораженный столь внезапным общим штурмом, был опрокинут, и мы увидели, как наши итальянцы захватили все позиции, которые были указаны вице-королем и генералом Гурго – адъютантом императора… Первая бригада ворвалась в город и выбила оттуда русские войска. Ужасающая схватка разгорелась среди пламени, которое пожирало здания… Вторая бригада, которая шла по оврагу под страшным артиллерийским и ружейным огнем, овладела предместьем и высотами, на которых оно стояло. Генерал Левье, много старших и младших офицеров были ранены. Под генералом Пино была убита лошадь, и тогда он сражался в пешем строю со шпагой в руке, давая пример солдатам своим поведением и своим голосом. Ружейная пуля убила находившегося рядом с ним его брата и адъютанта, который упал прямо у ног генерала… Генерал Фонтана, полковник Лашез и многие другие офицеры были ранены… Порыв дивизии Пино поднял дух солдат 13-й и 14-й дивизий. Они присоединились к 15-й и вместе преследовали отступающие русские войска. Тогда вслед за ними устремилась артиллерия, давя своими колесами мертвых и умирающих, которыми были усыпаны улицы…»
Город снова был полностью во власти французских войск, которые вышли к Калужской заставе. Этот успех был куплен дорогой ценой. Были ранены оба командира бригад – Фонтана и Левье (рана последнего оказалась смертельной), генерал Пино тоже получил ранение и вынужден был покинуть строй, уступив командование полковнику штаба Галимберти. Трупы итальянцев устилали склоны оврага и улицы Малоярославца.
Нужно сказать, что дивизия Пино взяла город не только благодаря ее исключительному мужеству. С ее подходом на короткое время французы получили численное преимущество (15 тыс. против 9 тыс. русских без учета потерь).
Однако к этому времени недалеко от города был уже корпус Раевского. Он подошел около полудня и ожидал приказа главнокомандующего. Около двух часов дня Кутузов отдал приказ ввести корпус в бой. Нужно отметить, что предусмотрительный полководец не стремился превратить Малоярославец в место генерального сражения, и по тому очень осторожно вводил в бой свежие войска. Тем не менее, в это время стало очевидно, что помощь Раевского необходима. Теперь русские снова получили численное превосходство. Густые колонны русской пехоты (Нижегородский, Орловский, Ладожский, Полтавский пехотные полки) ринулись в штыковую атаку.
«Громовое «Ура!» возвестило неприятелю об атаке свежими войсками, натиск коих он был уже не состоянии выдержать, – вспоминает Вильсон. Сметая все на своем пути, русские гренадеры в шестой (седьмой) раз захватили все позиции, кроме укрепленной церкви (Черноостровский монастырь) и соседних с нею домов».
Битва в городе представляла ужасающее зрелище. Сегюр вспоминал: «Пушечные гранаты зажгли весь этот деревянный город… Русские рекруты дрались с фанатичной яростью. Наши солдаты не уступали им в отваге. Повсюду кипел страшный рукопашный бой. Видно было, как солдаты хватали своего противника одной рукой, наносили удар другой, а потом победитель и побежденный вместе катились на дно оврагов или в пламя, не отпуская друг друга. В одном месте раненые умирали, задохнувшись от дыма, или поглощенные жарким пламенем. Их скелеты, черные и обуглившиеся, представляли ужасную картину, если вообще взгляд мог различить в них человеческие останки».
Русская артиллерия, подобно французской, также следовала за успехами своих войск, давя всех, кто лежал на улицах – обгорелые тела мертвых, умирающих и раненых. Потом орудия разворачивались на вершине склонов и снова и снова били по скопившимся в долине массам французов. Вероятно, русские орудия полностью смели бы перекрестным огнем французов, скопившихся в долине, однако артиллеристы Великой Армии пользовались заслуженной славой. Французский офицер вспоминал: «…в этой обстановке мы восхищались энергией, умением и храбростью наших артиллеристов. Стоя на открытой местности, под перекрестным огнем противника, отвечая огнем снизу вверх, они действовали с таким спокойствием и точностью, что принудили вражескую батарею вначале замолчать, а потом и отступить».
Стрелки часов приближались к трем пополудню, а у принца Евгения уже практически истощились все резервы. В запасе оставалась только Итальянская гвардия, и принц не колеблясь, бросил ее в огонь. Исполняя приказ своего командира, итальянские гвардейские егеря перешли мост и, подобно 15-й дивизии, очертя голову, двинулись в атаку. Полковник егерей Перальди выкрикнул фразу, которая вошла с историю: «Не стрелять, егеря! Штык – вот оружие гвардии! В штыки, храбрые итальянцы!». Гвардейские егеря и остатки дивизии Пино штурмом овладели Спасской слободой. Все остальные, французские и итальянские полки, в который уже раз устремились вперед и снова отбили основную часть города. На помощь им подошли гренадеры и карабинеры Итальянской гвардии, которые, однако, остались в резерве неподалеку от моста.
В то время, когда город снова оказался в руках французов, на поле боя с русской стороны подошел 8-й корпус Бороздина. Приехал на коне и сам главнокомандующий. Непосредственно за ним шли главные силы русской армии.
Теперь превосходство русских в численности стало подавляющим. Почти вся армия выстроилась в двух километрах южнее города, и Кутузов мог вводить в бой столько войск, сколько считал нужным.
По приказу русского полководца истекающий кровью корпус Дохтурова был выведен из боя, его место заняли свежие части Бороздина. Это были знаменитые 2-я дивизия принца Карла Мекленбургского и не менее знаменитая и отличившаяся в боях 27-я пехотная дивизия Неверовского.
Около четырех часов дня, после мощной артподготовки многочисленные плотные колонны русской пехоты пошли на штурм города, и, несмотря на все мужество французов и итальянцев, взяли пылающие руины Малоярославца, снова сбросив вниз в долину теперь уже все три дивизии принца Евгения. Однако мосты и, прежде всего центральный, надежно прикрытые монастырем и «городищем», так и не были отбиты у французов.
Силы 4-го корпуса Великой Армии были на пределе. Непосредственно в бою против них действовали почти двукратно превосходившие их по численности войска, позади которых стояли мощные нетронутые резервы. Но к французам также стало подходить подкрепление. К вечеру к полю боя подошли авангарды корпуса Даву, часть резервной кавалерии Мюрата и императорская гвардия, которая, впрочем, осталась в глубоком тылу. Офицеру, который прибыл от Богарне с донесением, император сказал: «Возвращайтесь к вице-королю и скажите ему, что раз он начал пить из кубка, то должен осушить его до дна. Я приказал Даву поддержать его».
Действительно, Наполеон передал в распоряжения принца Евгения 5-ю пехотную дивизию Компана. Приближение этой испытанной в боях дивизии из корпуса Даву вызвало новый подъем в рядах солдат, отчаянно сражавшихся уже много часов.
Примерно в пять часов вечера с каким-то дьявольским упорством Евгений Богарне повел французские и итальянские полки в восьмую безумную атаку. Порыв французов был так велик, что они снова вырвали из рук русских пылающие руины города, заваленные трупами бойцов. Тем не менее, продвинуться дальше из города французы не могли и думать. Как только они пытались выйти на открытое поле, на них обрушивался ураганный огонь русской артиллерии. Но даже если бы его не было, перед городом стояла уже вся русская армия. Более того, не боясь, что его обвинят в чрезмерной осторожности, Кутузов приказал соорудить перед линией войск четыре редута и вооружить их артиллерией. Таким образом, всякое движение вперед для французов было бы самоубийством.
С подходом главных сил русской армии положение 4-го корпуса Великой Армии становилось все более трудным. Кутузов подозвал к себе отважного генерала Коновницына и сказал: «Ты знаешь, как я тебя берегу и всегда упрашиваю не кидаться в огонь, но теперь прошу тебя очистить город». Для выполнения этого приказа Коновницын получил в свое распоряжение все уже задействованные войска, и сверх того, на помощь ему была выделена 3-я пехотная дивизия князя Шаховского.
Коновницын – один из храбрейших генералов русской армии – лично встал во главе гренадер 2-й гренадерской дивизии. Отважные войны, прошедшие закалку во многих сражениях, гренадеры Астраханского, Сибирского и Малороссийского полков устремились в бой в сгущающихся сумерках. Изнуренные долгой схваткой французские и итальянские солдаты не выдержали этого удара. То, что осталось от города, было снова занято русскими полками.
Но на этом битва не закончилась! Уже в полной темноте к мостам через Лужу подошла дивизия Жерара (3-я дивизия из корпуса Даву). Принц Евгений был, очевидно, в этот день в состоянии, когда человек уже не чувствует ни усталости, ни опасности, и он решил снова атаковать.
Поднимаясь в темноте из долины и оврагов, вслед за солдатами Жерара двинулись вперед бойцы 4-го корпуса, изнуренные бесконечным сражением. При свете пожарищ догорающего города на его бывших улицах началась отчаянная резня. Понимая, что это последний бой, солдаты дрались с особым ожесточением. Все, что еще не было покрыто трупами, покрылось ими. В центре с исступленным упорством продвигались вперед воины 4-го корпуса. Правее наступала дивизия Жерара, левее главных сил – дивизия Компана. Где-то около девяти часов вечера французы полностью овладели Малоярославцем, точнее тем, что от него осталось.
Выбитые из города русские полки получили приказ отступить к основной боевой линии и поджечь еще не сожженные дома на окраинах. Свет от пожаров помогал русской артиллерии вести прицельный огонь по массам неприятельских войск.
«Зрелище сие при закате солнца являло собой захватывающее великолепие, – рассказывает очевидец. Потрескивание огней, темные тени пристроившихся промеж ними воинов, свист шрапнели (картечи), вылетающей из мортир (гаубиц), грохот ружей, пересекающие небо горящие бомбы, дикие крики солдат и все прочее сопровождение кровавой борьбы, – все создавало редкостное впечатление, еще более усиливавшееся от решающего значения происходящего».
Со стороны французов артиллерия также выдвинулась в боевую линию. Проехав по улицам сожженного города, французские батареи развернулись у его застав и открыли мощный огонь в ответ русским пушкам. Все это происходило уже в полной темноте, если не считать, конечно, огня подожженных домов.
Жаркая канонада стала стихать только к десяти часам вечера, но ружейная перестрелка передовых цепей продолжалась до одиннадцати часов!
Кровопролитная, чудовищная битва, которая продолжалась 18 часов, наконец, закончилась. В общей сложности в ней приняло участие 24 тыс. солдат со стороны наполеоновской армии против 32 тыс. русских (цифры даются без учета потерь). Кроме того, остальная часть русской армия, в общей сложности около 60 тыс. человек, еще до вечера прибыла к месту сражения и стояла в готовности подкрепить сражающихся.
К концу боя подошли также и значительные силы французов – императорская гвардия, часть кавалерии Мюрата, корпус Даву (кроме дивизии Компана и Жерара, принявших участие в бою) и корпус Нея – в общей сложности около 44 тыс. человек. Однако большая часть этих войск подошла очень поздно, а корпус Нея вообще лишь поздним вечером прибыл к деревне Городня в 4-х км от места сражения. Так что участие этих войск в бою было бы невозможным, или почти невозможным. Таким образом, нужно признать, что в этом сражении французские войска дрались в явном численном меньшинстве.
Потери с обеих сторон были практически одинаковыми. Если сразу перейти к результирующим цифрам, то можно сказать, что и та и другая армия лишились до 7 тыс. человек убитыми и ранеными. Сверх того, французы потеряли убитыми двух генералов (Дельзона и Левье), а шесть генералов были ранены (Брусье, Пино, Бертран де Сивре, Серран, Фонтана и Джифленга). С русской стороны был ранен один генерал – Дорохов (несмотря на то, что его рана была, казалось бы не очень опасной (пуля задела пятку), он впоследствии от нее скончался).
Одинаковые потери в личном составе при том, что французам приходилось атаковать превосходящие силы на высотах, объясняется, вероятно, тем, что значительная часть русских солдат были рекрутами. В строю они дрались с такой же отвагой, как и их старшие товарищи, но, будучи предоставленными сами себе на улицах города и пересеченной местности, явно уступали закаленным в боях солдатам Великой Армии. Необходимо отметить, что продолжительный марш вперед приводил к тому, что французская армия оставляла позади себя всех физически слабых и морально неустойчивых солдат. Оставались только самые сильные и дисциплинированные. Поэтому пока Великая Армия наступала, теряя в количестве, она постоянно улучшала свое качество (это, конечно, не относится к отступлению, когда разложение проникнет во всю армию). Русская же армия, неся потери, восполняла их за счет притока рекрутов, поэтому вполне понятно, что качественно она ослаблялась.
|
