О.В. Соколов

Президент Общероссийского военно-исторического общественного движения

Часть III-я.

Что касается разницы в потере генералов, то это вполне объясняется разными традициями русских и французских войск. Хотя, конечно, русские генералы не отсиживались за спинами своих солдат и сражались мужественно, тем не менее, при равном количестве убитых и раненых солдат, у французов всегда были большие потери в высшем командном составе. Дело в том, что наполеоновская армия предъявляла повышенные требования к отваге генералитета. В русской, австрийской, прусской, английской армиях генералами становились не столько за заслуги (хотя конечно они играли не последнюю роль) но более – по праву рождения. Почти все генералы русской армии были представителями высшей знати. В наполеоновской армии командирами становились по праву доблести и отваги, которые необходимо было постоянно доказывать перед лицом врага. Поэтому малейшее проявление того, что можно было бы принять за робость, вызывало мгновенно резкое порицание со стороны начальства и насмешки со стороны подчиненных. Именно поэтому генералы Великой Армии, зачастую бравируя своей отвагой, устремлялись в самое пекло, когда надо и когда не надо. Отсюда и огромные потери в командном составе.
В общем, можно сказать, что Наполеону удалось добиться в Малоярославце тактического успеха. Несмотря на численное меньшинство своих войск и на сильные позиции русской армии, французы сумели овладеть городом, при этом понеся потери, не превосходящие потери обороняющихся. Генерал Раевский, активный участник битвы и ее герой, так оценивал ее тактические результаты: «Я удерживал позицию мою на левом крыле до самой ночи, беспрерывно сражаясь даже и тогда, когда город, превращенный в пепел, остался в руках неприятеля. Войска наши дрались храбро и упорно; но должно сознаться, что честь битвы принадлежит французам. Все выгоды позиции были на нашей стороне, и я приписываю успех неприятеля беспорядку содействии различных частей наших войск между собой, происшедшему от недостатка единства в командовании оными. Заметно также было, что князь Кутузов избегал общей, решительной битвы, коей успех мог быть сомнительным, и только увеличенный обстоятельствами, он заградил к ночи Калужскую дорогу всей своей армией».
Однако стратегические результаты сражения были совершенно иными. Русские войска сумели вовремя встать на пути Великой Армии, и это предопределило дальнейший ход событий.
После полуночи русский полководец отдал приказ об отступлении, который очень многих удивил. Действительно, отступление ночью, да еще через неудобную переправу через речку Корижа, было, казалось бы, совершенно немотивированным. Были такие, которые отнесли это на счет робости Кутузова, однако время все расставило на свои места.
Кутузов наверняка понимал, что если он останется на своих позициях, Наполеон просто вынужден будет дать ему генеральное сражение. Как уже говорилось, несмотря на бравурные речи многих русских генералов тогда, и сочинения «ливрейных» историков позднее, превосходства в силах на случай крупного столкновения у русской армии еще не было. Даже маленький зверек, загнанный охотником в угол, может оказать ожесточенное сопротивление. Что же говорить о раненом льве, силы которого были еще очень велики. Битва при Малоярославце показала, что в боевой обстановке французы могут проявить высокий моральный дух и отвагу. У них, правда, было меньше кавалерии, да и сидела она большей частью на выдохшихся конях, зато пехота была более многочисленна, опытна и готова драться. В этой ситуации дать генеральное сражение – означало подвергаться огромному риску, в то время как при продолжении маневренной войны силы Наполеона, без сомнения, должны были таять с каждым днем. Легкая конница и казаки, численность которых росла, могли в этом случае нанести французам вред куда больший, чем самая страшная битва. Зачем же подвергаться риску, когда можно было добиться разгрома неприятеля, сохранив при этом жизни солдат и офицеров русской армии?
Это очень хорошо понимал Кутузов, зато не понимал (или делал вид, что не понимал) генерал Вильсон – представитель английского правительства при русском штабе. Ему не терпелось, чтобы пролилась кровь французских, а заодно и русских солдат. Но политика английского правительства – сталкивать лбами все континентальные державы, а потом на страданиях европейских народов создавать британское могущество, была слишком хорошо известна мудрому русскому полководцу. И он резко ответил Вильсону: «Мне не интересны ваши возражения. Я предпочитаю построить для неприятеля «pont d’or»٭ а не получить «coup de collier» ٭٭. Помимо сего снова повторю уже сказанное вам: я отнюдь не уверен, что полное уничтожение императора Наполеона и его армии будет таким уж благодеянием для всего света. Наследие его не достанется ни России, ни какой-либо другой континентальной державе, но той, которая уже владеет морями и превосходство которой станет тогда непереносимым». 
Ночью русские войска отступили, ввиду французов остался только арьергард под командованием генерала Милорадовича, а несколько казачьих полков Платова (от 3-х до 4-х тыс. донских казаков при поддержке 20-го егерского полка) до рассвета следующего дня напали на биваки французов в их тылу. Последний эпизод сыграл тоже немаловажную роль в истории, но об этом чуть ниже.
Ночью после битвы Наполеон напряженно размышлял, что делать. Описывая сцену, которая произошла в небольшом крестьянском доме в деревне Городня, где Наполеон обдумывал сложившуюся ситуацию, историки часто впадают в утрированную драматизацию. Последнее объясняется во многом мемуарами Сегюра, который хотя и не был непосредственным свидетелем сцены, описал ее в ярких красках, добавив театральности в стиле модной тогда романтической драматургии. На самом деле, как следует из гораздо более осведомленных источников (Коленкур, Гурго и др.), ночью император принимал донесения от своих подчиненных и обрабатывал полученную информацию. Вот, пожалуй, и все.
________________________________
٭ pont d’or – золотой мост (франц.).
٭٭coup de collier – сильнейший удар (франц.).

Далее передадим слово самому главному очевидцу – генералу Коленкуру: «За час до рассвета (в ночь на 25 октября) император снова вызвал меня. Мы были одни. У него был очень озабоченный вид, и, казалось, он чувствовал потребность излить душу, высказать гнетущие его мысли.
– Дело становится серьезным, – сказал он мне. – Я все время бью русских, но это не ведет ни к чему.
Минут пятнадцать продолжалось молчание, и император ходил взад и вперед по маленькой комнатке. Потом он сказал:
– Я сейчас удостоверюсь сам, находится ли неприятель на позициях или же, как видно по всему, отступает. Этот чертов Кутузов не примет боя! Прикажите подать лошадей. Едем!».
К счастью для Наполеона в этот момент вошли маршалы Бессьер и Бертье, которые отговорили его от поездки в темноте. Тем не менее, он выехал через полчаса, еще затемно. Как всегда император вскочил в седло, не дожидаясь пока соберутся дежурные эскадроны эскорта. С ним было только несколько генералов, взвод гвардейских конных егерей и два взвода гвардейской кавалерии (конных егерей и польских улан)٭.
Едва император проскакал километр, впереди раздались крики и замелькали казачьи пики. Генерал-адъютант Наполеона Рапп воскликнул: 
– Остановитесь, государь, это казаки!
«Тьма была еще такая, что в двадцати пяти шагах ничего нельзя было различить. Лишь лязг оружия и крики сражающихся указывали, где происходит схватка, – вспоминает генерал Коленкур.– Возле императора были только князь Невшательский (Бертье) и я. Мы все трое держали в руках обнаженные шпаги. Схватка происходила очень близко, все ближе и ближе к Императору; …В этот момент к нам присоединились остальные егеря из конвоя; один за другим прибыли дежурные эскадроны… К этому моменту уже достаточно рассвело, и заря осветила происходившую сцену. Вся равнина и дорога кишели казаками. Гвардия вновь отбила свои орудия и несколько канониров, захваченных неприятелем, и принудила казаков перебраться на другой берег реки…».
Подоспевшие дежурные эскадроны отбили нападение, однако Наполеон едва ни попал в плен к казакам. Опасаясь повторения подобного эпизода, он позже прикажет своему лейб-медику изготовить яд, который всегда носил на груди. Возможно также, что и происшествие с казаками сыграло и определенную роль в принятии решения вечером 25 октября, о котором речь пойдет дальше.
Пока же, несмотря на неприятный инцидент, Наполеон продолжил свой путь (всего от Городни до Малоярославца 4 км по прямой). Прибыв в остатки города, император осмотрел поле сражения. «Поле Малоярославецкой битвы представляло собой ужасающее зрелище,- вспоминал главный интендант императорской гвардии Дюфур. – Направление улиц, загроможденных руинами, можно было понять только по следам от потоков крови и по обезображенным трупам, которые были раздавлены колесами пушек. Почти все дома стали жертвой огня. Среди их развалин можно было различить полусгоревшие тела – это были останки многочисленных раненых обеих армий, которые во время боя напрасно искали убежища в стенах домов. Некоторые другие, чудесным образом спасшиеся от огня и от падения стен и крыш, лежали среди руин, перепачканные кровью и копотью, ожидая помощи своих товарищей. Стояла гробовая тишина, которая прерывалась только ружейными залпами – последними почестями храброму Дельзону и тем командирам, кто погиб в этой героической борьбе».
Наполеон поблагодарил принца Евгения за доблесть, с которой он и его солдаты сражались в бою. Потом император произвел небольшую рекогносцировку и убедился, что русская армия отступила, оставив лишь арьергард.
Поздно вечером Наполеон собрал маршалов на импровизированный военный совет. О мнениях, которые были высказаны на этом совете, имеются очень противоречивые свидетельства. Так, например, Коленкур, пишет, что многие маршалы высказывали сомнения в возможности продолжения наступления. Другие, в частности Дюфур, утверждают, что Даву и Мюрат решительно требовали атаковать русскую армию и дать ей сражение.
В любом случае, решал сам Наполеон. На его решение, без сомнения повлиял факт отступления Кутузова. Наполеон вовсе не боялся, как утверждают некоторые историки, дать генеральное сражение русской армии. Наоборот, он хотел битвы. И если бы Кутузов остался на месте, император почти наверняка атаковал бы русскую армию. Но старый опытный полководец увел свои войска из-под удара. В этой ситуации Наполеон боялся не атаковать русскую армию, а преследовать ее неопределенное время в неизвестном направлении. Перед императором стояла не дилемма «Пробиваться, или отступать?» со знаменитой картины Верещагина, а вопрос – продолжать марш в неизвестность, или отступать?
Отметим, что в отношении Калуги, французам также было не на что надеяться. Ведь русская армия теперь отходила к этому городу, и было ясно, что обильных складов наполеоновским войскам явно там не видать.
Таким образом, нет сомнения, что Кутузов своим отступлением, совершенно вопреки мнению многих горячих голов, поставил французского императора в куда более сложное положение, чем если бы он остался на поле битвы, и можно только еще раз отдать дань уважения прозорливости и ясности стратегического мышления великого русского полководца.
В результате Наполеон принял решение не идти вперед, не гнаться дальше за миражом, а начать отход. Осталось только выбрать путь отступления, и здесь французский император допустил, как кажется, один из крупнейших просчетов в своей военной карьере. Великая Армия вполне могла бы двигаться по кратчайшему пути на Смоленск – через Медынь и Юхнов. Во-первых, эта дорога была на 80 км короче, чем обходной путь через Боровск и Можайск. Во-вторых, она была совершенно не разграблена, и могла дать по пути хотя бы какое-то продовольствие. Кроме того, если бы французы пошли по этой дороге, армия Кутузова могла бы преследовать неприятеля только напирая на него сзади, но не имела бы возможности двигаться параллельным маршем. Именно параллельное движение войск Кутузова на преследовании противника дало впоследствии огромное преимущество русским. Наконец, двигаясь по прямой дороге, Наполеон избежал бы поворота вспять, который неминуемо должен был отразиться на моральном состоянии его войск.
Но Наполеон предпочел повернуть на 180° и двинуться через Боровск на Можайск, а потом на Смоленск по уже пройденному пути. Дело в том, что у императора не было точных сведений о качестве дороги через Юхнов и Медынь. Он опасался, что эта дорога была недостаточно хороша для движения армии с обозами и артиллерией. На самом же деле, эта дорога была лишь немного уже Старой Смоленской, и через некоторое время армия Кутузова пойдет именно по этому пути, получив все вышеуказанные преимущества. Наполеон думал не без основания, что самая короткая дорога – это та, которую ты знаешь. Увы, в данном случае известный максим был ошибочен.
Вечером были отданы первые приказы о подготовке к отступлению. Правда утром следующего дня Наполеон отправился к Малоярославцу с гвардией и двумя кавалерийскими корпусами (2-м и 4-м), однако не дойдя до долины реки Лужа, в девять часов утра император получит сведения о том, что русский арьергард отступает. Окончательное решение было принято, и 26 октября 1812 г. впервые после почти двадцати лет побед армия Наполеона повернула назад перед лицом противника…
Теперь, зная всю ситуацию в эти дни, можно без сомнения заявить, что решение императора было его большим просчетом. Вот что справедливо написал Дюфур в своих мемуарах, которые впервые увидели свет в 2008 г., спустя почти 200 лет после описываемых событий: «…если марш наших войск по выходу из Москвы казался беспорядочным, а армия походила на огромный караван, все стало на место при звуке канонады у Малоярославца… Армия снова приняла свой прежний облик, и в ней ожил благородный порыв, который мог бы быть залогом новых успехов. Но когда успех, одержанный 4-м корпусом в славный день 24 октября оказался бесполезным… надежда и благородное рвение уступили место удивлению и подавленности. Печаль солдат всегда переходит в небрежность. Униженные тем, что их посчитали неспособными победить, одни бросали оружие, как бесполезную ношу, другие, став мародерами, пытались избежать общей участи…»
Для французов 26 октября началось настоящее отступление… Это был уже не марш навстречу неприятелю, реальное настоящее отступление со всеми вытекающими отсюда последствиями. Любая армия с трудом переносит попятное движение. Но особенно губительным было оно для армии, которую воспитывали исключительно в наступательном духе. Французские войска, конечно, умели совершать тактические отходы, но были морально не готовы к долгому, продолжительному отступлению.
Таким образом, битва при Малоярославце стала переломным моментов в истории Наполеоновской эпохи. 
Кутузов выиграл Малоярославецкий маневр. 
Сначала он вовремя преградил дорогу французам, а затем, не поддавшись давлению своего окружения, совершил отход, который, как не странно, предопределил начало отступления Великой Армии и катастрофу наполеоновской Империи.
С этой точки зрения, Малоярославецкий маневр в целом является крупнейшей стратегической победой русской армии и событием, которое стало переломным в ходе Отечественной войны 1812 г. и всей европейской истории начала XIX в.